Он весь — дитя добра и света
Александр Блок
Искусство Хаджи-Мурада Алиханова рассматривает мир в двух образных системах: в романтических художественных реалиях, превращая их природные формы в особые поэтические состояния, но чаще — в беспредметной визуальности, погружаясь в ее внутренние измерения. Это художественное зрение содержит в себе целостную модель мироздания — атомистическую и волновую, где чувственный мир во всей своей вещественной одухотворенности встречается с мощной пластической энергией. Сама реальность в этих визуальных системах открывается в момент художественного откровения как мгновенная вспышка света — в образе радуги. Радуга — каноническая палитра цвета — пересекает живописную композицию, связывая ее начало и конец, образуя парадоксальную драматургию единого универсума.
Художник переживает бесконечность мироздания как философ и поэт одновременно, выявляя его абсолютно живое чувство, уникальность живого организма. В его слоях, где скрываются таинственные смыслы нашей жизни, мерцает история рождения мира, его юность и его зрелость, пронзительный драматизм конфликтных и просветленных состояний. Пластика художника предлагает физически, тактильно ощутить эту многослойность, ее кристалличность и полифонизм. В этой системе координат живопись Хаджи-Мурада Алиханова предстает как феноменальность узора на крылышке бабочки, как слои горной породы, обнажая строение реальности. Оптика художника способна приближаться вплотную к рождающемуся изображению, отказываясь от сюжетности, уходить в его глубины или, напротив, подниматься по вертикали в высоты, словно художник всматривается в мир из космоса, встречаясь с планетарными измерениями. В эти моменты ее инс-трументальность обретает подлинную виртуозность и одухотворенную технологичность.
Искусство Хаджи-Мурада естественно подтверждает глубинные связи науки и искусства, взаимоотношения понятийных свойств нашего сознания и их образных аналогов, когда беспредметность рассказывает об универсальном, не забывая о мельчайших эмоциональных состояниях нашего интеллекта, о его способностях в частностях обнаружить фундаментальные закономерности.
Зрение художника движется легко и органично, как дыхание, пронизывая материю светом, открывая сердцебиение сущего в каждом
элементе своих композиций. В этих пространствах живут эксперимент и умиротворенность, взрывные состояния и абсолютное равновесие, глубокое религиозное чувство и естественная человеческая радость.
Художественная система Хаджи-Мурада Алиханова включает в себя многие стили и направления, уже ставшие классическим наследием в мировой визуальной культуре. Они вкраплены в сплав его чувственных переживаний, в драгоценную фактуру его мерцающей живописи, «фос-форесцируя», по выражению Осипа Мандельштама, «пляской светлячков», переходящей в ритмическую драматургию приливов и отливов. Их цветовая страстность сродни теплоте человеческой крови, их динамика подобна обмену веществ в природном цикле, артикулирет каждый жи-вописный жест художника. Перемещаясь в пределах композиции, кисть Хаджи-Мурада совершает колебательные движения, словно прислу-шиваясь к океаническим покачиваниям поэтической строки древних эпосов, отождествляясь с их метафорой — мерцающей мозаикой античности.
Художественный язык Хаджи-Мурада Алиханова удивительно гибок и семиотически разработан. Он проявляется буквально на клеточном уровне, как атом, содержащий в себе Вселенную. И эта вселенная живет, переливаясь в своих изломах и гранях фасеточным глазом стрекозы, как драгоценные вкрапления в ритуальных объектах, вбирая в себя свет и отражая его в зеркальных многомерностях. Ее формы ткутся из первичного вещества, выстаивая самые несопоставимые ряды — растение, звезду, минерал, солнечный луч, одухотворяя материю, обожествляя ее, превращаясь в творческую плазму, единую и бесконечную. Живое сознание наполняет этот магический и прекрасный мир, как ветер наполняет своим дыханием парус, проникая во все его рельефы, объемы и поверхности, фиксируя свет как немеркнущее сияние. Преодолевшая свои измерения и сохранившая свою уникальность природа нашей реальности в мифологии Хаджи-Мурада Алиханова, естественно претворяется в высшие состояния, приобретая новые иерархические качества и смыслы. Она присутствует здесь как осуществленная идеальная возможность, как древняя восточная лавка, освещенная сиянием волшебной лампы Алладина, и в то же время она непостижима и загадочна как страна медитаций и молитвенных состояний. Ее формы вихрятся, закручиваются в спирали, уподобляясь раковине. Они неуловимо проникают друг в друга, сливаются и расходятся, образуя интерьеры, переходящие в необозримые ландшафты. Реликтовые образы художника, сохранившиеся лишь в древних культурах и сновидениях, усиливают его обостренное историческое чувство и — как обратная перспектива — праздничные паузы, медитативные выходы из времени транслируют свои закодированные сигналы и восстанавливают утраченные ценности.
Искусство Хаджи-Мурада Алиханова существует в своей полноте и гармоническом равновесии, но его зрелость не теряет великого детского чувства удивления и благоговения перед тайной и чудом.
Виталий Пацюков
Москва, 2007